Будущей весной Як достигнет зрелого возраста. Может случиться, что он отправится в лес отыскивать себе подругу и вернется вместе с ней в становище. Их потомство появится ка свет уже в человеческих жилищах. Волчата с самого рождения будут жить с людьми, не помышляя о дикой и вольной жизни. Нум представил себе воинов родного племени, отправившихся на Большую охоту в окружении целой своры чутких, преданных и неутомимых союзников. И это еще не все! Прирученные волки будут охранять стойбища Мадаев во время весенних и осенних кочевий, и утомленные дневным переходом люди смогут спокойно спать у походных костров. При малейшей опасности четвероногие дозорные поднимут тревогу и будут сражаться бок о бок с людьми в случае нападения свирепых хищников. А быть может — почему бы нет? — Мадаям с помощью таких обученных волков удастся удерживать стада травоядных на определенной территории, чтобы всегда иметь под рукой свежее мясо? Нет, даже самому Абахо никогда не приходили в голову такие смелые мысли!
Представив себе в подробностях это чудесное время, когда впервые от начала времен люди и звери восстановят свой союз и былую дружбу, Нум весело рассмеялся.
Мальчику захотелось немедленно приласкать Яка, сулившего его соплеменникам такие ослепительные перспективы, и он, приподнявшись на локте, бросил взгляд в дальний угол пещеры, где волчонок имел обыкновение проводить ночь. В пещере царила глубокая тишина, но мальчик нисколько не удивился ей. Он знал, что Абахо еще с вечера удалился в Священную Пещеру, чтобы испросить у Великого Духа покровительства и помощи перед тем, как принять окончательное решение. Что же касается Больших Ступней, то они, вероятно, поднялись еще до света, чтобы заняться последними приготовлениями к отплытию. Иначе Нум, конечно, услышал бы их шумное дыхание и громоподобный храп.
Вглядываясь в темный угол пещеры, Нум позвал ласково:
— Як! Як! Пойди сюда.
Услышав свое имя, волчонок обычно сразу же подбегал к ложу хозяина и облизывал его лицо своим шершавым розовым языком. Но сегодня он, должно быть, спал так крепко, что не слышал голоса мальчика. Нум повторил свой призыв. Потом свистнул сначала тихо, затем громче. Як не отзывался.
Нум поднялся со своего ложа очень недовольный.
— Ах, ты не желаешь просыпаться, лентяй! — проворчал он. — Ну погоди! Сейчас я до тебя доберусь.
Он ощупью направился к кладовке в глубине пещеры. У входа в нее волчонок устроил себе уютное логово из сухой травы и обрывков звериных шкур.
Подстилка была пуста.
Нум выпрямился так стремительно, что стукнулся макушкой о низкий каменный свод. Потирая вздувшуюся на темени шишку, он подумал, что Як, быть может, выбежал из пещеры вслед за Гоуром и его людьми, желая составить им компанию. Все это было, конечно, довольно странно. Нум знал, что волчонок не питал никакой симпатии к рыжим человечкам и их вожаку, и они, в свою очередь, платили ему такой же неприязнью. Тем более удивительным было вчерашнее желание Гоура выменять Яка на большую розовую раковину. Правда, вожак Больших Ступней не настаивал на своем предложении. Он сразу же прекратил разговор, как только увидел, что Нум не согласен. Гоур, по-видимому, не придавал этой сделке большого значения, иначе проявил бы, несомненно, больше настойчивости и упорства…
И вдруг страшная догадка мелькнула в уме мальчика. Гоур уж слишком легко, слишком быстро отступился от предложенной им сделки. У него, безусловно, был на уме какой-то другой, нечестный замысел…
Забыв о вспухшей на голове шишке, Нум опрометью кинулся к выходу и взобрался по лесенке на частокол.
Над долиной Красной реки занимался серенький ненастный день. Мелкий дождик сыпал с неба, покрывая тонкой рябью ровную гладь Красной реки. Не обращая внимания на дождь, Нум спрыгнул с частокола и бросился к маленькой заводи, где был привязан построенный маленькими человечками плот. Заводь была пустынна: ни Гоура, ни его людей, ни плота с поклажей!
Нум приложил руки ко рту и крикнул отчаянно:
— Як! Як! Вернись!
На миг ему почудилось, что с дальнего конца долины до него долетел слабый, жалобный визг. Затем все стихло. Нум крикнул снова. Лишь эхо, отраженное скалистыми берегами, ответило ему:
«Як! ак! ак! ак!..»
Сомнений больше не было: Гоур и его люди похитили маленького волка, увезли его с собой…
Гнев и возмущение охватили Нума. Глаза его словно застлало красным туманом, река заплясала в своих скалистых берегах, торчавшие из воды валуны то сходились, то расходились в разные стороны, деревья раскачивались, как пьяные, под порывами северного ветра, дождь хлестал по лицу: холодные струйки стекали вдоль щек и шеи, просачивались за вырез меховой одежды. Резким жестом Нум отбросил назад свои длинные намокшие волосы и побежал обратно к пещере. Решение созрело в его голове сразу: Большие Ступни не могли уплыть далеко; их плот тяжело нагружен, они должны передвигаться по реке с большими предосторожностями, особенно на порогах, где течение становится бурным и стремительным. У Нума есть все шансы догнать похитителей.
Он ворвался в пещеру, словно вихрь. Абахо еще не было. О том, чтобы предупредить Учителя, не могло быть и речи: это отняло бы слишком много времени. К тому же Нум не был уверен, что Мудрый Старец одобрит его решение пуститься одному по следам Больших Ступней. Благоразумнее было уйти до возвращения Абахо из Священной Пещеры.
Нум в спешке сорвал с шеста кусок вяленого мяса и пару сухих форелей, сунул их в кожаный мешок, заткнул за пояс свой каменный топорик и, выхватив из костра обугленную головешку, нарисовал на стене пещеры картинку, которая должна была объяснить Абахо то, что произошло. Сначала он изобразил большую человеческую ногу и внутри нее — голову волка. Рядом с ногой нарисовал стрелу, упирающуюся в заштрихованный мелкими черточками квадрат; затем постарался с грехом пополам изобразить самого себя в виде маленького человечка, одна нога которого была заметно короче другой. Рисунок заканчивался второй, изгибавшейся назад стрелой, образующей почти замкнутый круг.